Прости, Данилыч! Записки Президента. Часть II

Прости, Данилыч! Записки Президента. Часть I

Глава I

Когда я увидел, как он повел железнодорожное дело, говорю ему: железная дорога может выступить локомотивом всего транспорта, всех его видов! И мы с ним взялись за авиационный транспорт. Назначил его министром транспорта. Все предыдущие министры много говорили с трибун и в прессе, но реальных результатов не показывали. При Кирпе мы стали летать на наших самолетах. Денег в то время не было ни в бюджете страны, ни у заводов, ни у авиакомпаний. Пошли в основном путем лизинга. Были разработаны схемы кредитования авиационной промышленности, в первую очередь — Харьковского авиазавода.

На примере этого проекта хорошо видна способность Кирпы мыслить стратегически, видеть перспективы отрасли. Ан­-140 и Ан-­148, предназначенные для пассажирских и пассажирско-грузовых перевозок, приходят на смену эксплуатирующимся не один десяток лет Ан-­24, Як-­40. Всем было понятно, что в начале третьего тысячелетия авиакомпании будут вынуждены прекратить эксплуатацию своих Ан­-24, Як­-40 прежде всего по причине их физического износа. Тем не менее перспективы замены устаревшего самолета новой моделью оставались в тумане. Кто-то должен был взять на себя весь комплекс проблем, связанный с таким шагом. Кирпа — вместе с генеральным конструктором фирмы Антонова Балабуевым, директорами заводов — взял. Их правоту подтвердили и заказы на наш самолет из-за рубежа. Уже в 2001 году поднялся в небо первый серийный самолет, собранный в Иране, начали собирать «сто сороковой» и в России, в Самаре.

Когда-то журналисты спросили Генри Форда, кто, по его мнению, должен быть руководителем. Американец не задумываясь ответил: «Поставленный вопрос равнозначен тому, как если бы вы спросили, кто должен быть тенором в квартете. Конечно же, человек, который может быть тенором». Кирпа был руководителем, который мог руководить. Будь у нас хотя бы десяток таких, думал я в то время, мы могли бы горы свернуть.

7 января

В конце прошлого лета (2004 г.) в Верховной Раде дали мне последний бой по вопросу о рынке земли. Начиная с 1994 года, с принятием моего указа о земельной реформе, мы шаг за шагом двигались в этом направлении. Один Бог знает, каких усилий это стоило. Но я был убежден в правоте своей позиции. В пику этому аграрный комитет Верховной Рады предложил отодвинуть начало этого процесса еще на два года. Перед ним уже лежал соответствующий закон с моим вето. Решили добиваться преодоления этого вето. Многим депутатам почему-то страшно не хотелось, чтобы сельские жители стали наконец полноправными собственниками своей земли. Уже своей — и все еще не совсем своей, раз ее невозможно свободно продать.

За продление моратория выступила Ассоциация фермеров и частных землевладельцев. Президент этой ассоциации Иван Томич заявил, что 70 процентов хозяйств находятся в упадке, поэтому, мол, разрешение торговли земельными участками приведет к массовой распродаже их за бесценок. Я уже не удивлялся таким доводам. По этой логике, за два года 70 процентов запущенных хозяйств станут процветающими, и тогда их нельзя будет купить за бесценок. Но кто будет финансировать такой подъем? А каких новаций можно ожидать от пенсионерского хозяйства? Выполнить требование руководителей ассоциации — значит продлить стагнацию и упадок. Они ставили своей целью по существу принудительное удержание сельских жителей на земле, с которой те не в силах управляться. Да ведь это разновидность крепостничества!

Людям дали право только обменивать землю и передавать ее по наследству. Оставили в силе запрет на внесение паев в уставные фонды хозяйственных обществ. До 1 января 2015 года продлили запрет крестьянам и предприятиям иметь в собственности более 100 гектаров пашни. О какой ипотеке на селе может быть речь? А ведь это основа капитализации. Потенциальные инвесторы отвернутся от сельского хозяйства. В западных странах через ипотеку фермеры получают более 70 процентов кредитов. Земля так и не станет товаром, не получит эффективного собственника. В то же время будут развиваться теневые схемы купли-продажи земли. Без эффективного рынка земли административными мерами их остановить невозможно.

«Речь идет о радикальном свертывании земельной реформы», — заявил я, накладывая вето на антирыночный закон. Мое вето было преодолено. Было подано 304 голоса. Я бы сказал, что это позорно много. Не буду называть конкретных фамилий. Среди них многие из тех, которые считают себя либералами-рыночниками.

Налицо были все условия для полноценного рынка земель. Большинство необходимых актов уже были приняты, остальные можно было бы рассмотреть и принять в кратчайшие сроки. Считаю это сильнейшим ударом по украинской экономике, по аграрному сектору, по благосостоянию наших граждан. Это тем более печально, что очень многие из них, если не большинство, считают, что землей вообще нельзя торговать. Не понимают своей пользы. По большому счету как раз здесь главная причина моего поражения в данном вопросе. Народные депутаты не смогли подняться над своими избирателями.

Обидно, что Верховная Рада оказалась сильнее меня. Мораторий на торговлю сельскохозяйственными землями — бессмысленный и очень вредный мораторий. В Украине более 60 млн. га пахотной земли, в том числе 41,8 млн. га — сельскохозяйственные угодья, из них 33 млн. га — пашня. Около 30 млн. га распаеваны, средний размер пая — 4 га. Это огромное богатство. Оно могло бы работать намного лучше, чем сейчас. Некоторые зарубежные эксперты оценивают один гектар украинской земли в 10 тыс. долларов, наши чиновники — в 10 тыс. гривень. Госкомзем считает, что общая стоимость пашни, которую можно было бы использовать как залог под инвестиции, — 400 млрд. гривень. В любом случае полноценный земельный рынок окончательно оторвал бы Украину от ее советского прошлого и способствовал бы мощному экономическому прорыву.

Когда меня спрашивают, что из наиболее значимого мне не удалось сделать за годы своего президентства, я отвечаю: довести до логического завершения земельную реформу, хотя уже с первых дней моего пребывания на Банковой я все делал для этого. Ленин на эсеровском лозунге «Земля — крестьянам!» в свое время выиграл, а я на этом же лозунге проиграл нынешним ленинцам, их союзникам и единомышленникам в этом вопросе.

18 января

Смеялся сегодня весь день (скоро полночь, а смеюсь до сих пор), да не тем смехом, которым хотелось бы смеяться. Олег Рыбачук, которого прочат на должность вице-премьера «по евроинтеграции», нарисовал сегодня (в интервью «Украинской правде») следующие перспективы этого процесса. Получение Украиной статуса ассоциированного члена ЕС уже в этом году! А через пять лет — полноправное членство! «Мы готовы за год-два выполнить все формальные копенгагенские критерии... Посмотришь!» — сказал он журналисту, уверяя его, что Ющенко того же мнения.

22 января

17 января 2005 года в газете The New York Times появилась статья «Как украинские шпионы изменили судьбу страны». Одного названия статьи для меня достаточно, чтобы подвергнуть сомнению любой ее абзац. В жизни все происходит далеко не так, как в газетных статьях, телепередачах и приключенческих фильмах.

«21 ноября (2004 года. — Л. К.), — говорится в статье, — когда начались демонстрации протеста, у оппозиции были деньги и организационные структуры, необходимые для длительного гражданского неповиновения. Генерал Попков заявил, что знал об этом, и назначил учения с участием 15 тысяч военнослужащих в столице и ее окрестностях. Он направил несколько тысяч человек на баррикады и посты у правительственных зданий и оставил в резерве более 10 тысяч».

Как было на самом деле? Как говорит командующий внутренними войсками, он в порядке проверки боевой готовности отдал приказ на движение в сторону Киева и тут же его отменил. Таким образом, говорить о попытке силового выступления власти против Майдана — идиотизм. Нужно понимать, что одной из задач внутренних войск является охрана таких объектов, как здания парламента, Кабинета Министров, Администрации Президента. Не разгонять манифестантов, а охранять главные государственные учреждения, которые в те дни находились под угрозой. Юлия Тимошенко на Майдане прямо обещала повести людей на захват правительственных зданий. Это не могло не беспокоить генерала. Он просто помнил о своих служебных обязанностях и ответственности. И как раз потому, между прочим, не мог двинуться на Киев без моего приказа.

Через несколько часов после тревоги в Белой Церкви мне позвонил госсекретарь США Пауэлл. Была глубокая ночь, и ребята из моего аппарата не стали меня будить. А утром я, конечно, переговорил с ним. Его беспокоило одно: как бы мы тут не вцепились в чубы друг другу. Я сказал ему, что все, что касается моей готовности использовать войска против мирных граждан, — абсурд. Стопроцентная брехня. Я подчеркнул в этом разговоре, что никогда не собирался применять и никогда не применю силу против демонстрантов. Если бы что-то такое затевалось в обход меня, я бы обязательно знал.

А вот что касается противоположной стороны (кажется, как раз тогда ее стали называть «оранжевой»), то она не скрывала, что хочет и может бросить людей на правительственные здания. Я обратил на это внимание Пауэлла: «Вы бы сказали пару слов этим хлопцам. Остудите горячие головы, это в ваших силах. Как они представляют себе возможное развитие событий? Что, по их мнению, должна делать любая власть, если начинают штурмовать резиденцию президента, здание правительства? По моему мнению, любая власть стала бы защищаться. Так поступим и мы. Если пойдут на штурм, будем защищаться. Вот вы у себя в Америке — что бы вы делали, если бы толпа ринулась на Белый дом и на Капитолий? В общем, если у вас есть такая возможность, а она у вас есть, то остудите горячие головы», — повторил я.

Он действительно остудил. Мне потом передали, что такой разговор у него с «оранжевыми» состоялся. В общем, американцы их предостерегли.

Вероятность того, что толпу могут бросить на правительственные здания, была большая. Готовились «оранжевые» весьма и весьма серьезно. Они даже двинулись в сторону Банковой. Формирования у них были серьезные. Это были не потешные отряды.

Мысль о применении против Майдана правительственной силы, конечно, у некоторых была. С нею носились ряд министров, депутатов. Но какой силы? Предполагали управиться, да и то в самом крайнем случае, водометами. Думали, что люди испугаются холодной воды и разойдутся. Но этим бы не ограничилось — пошла бы стенка на стенку. А и ограничилось бы, так все равно нельзя было устраивать такой «душ» в зимнее время. На Майдане ведь было много детей, школьников. Городская власть, как мне рассказывали, выводила их туда целыми школами, в полном составе. Я не хотел брать грех на душу даже за простудные заболевания несовершеннолетних, не говоря уж о чем-то более серьезном.

23 января

России, да и Украине, повезло, что в феврале прошлого года нашей службе безопасности попалась информация, что Иван Рыбкин, кандидат в президенты России на последних выборах, пересек российско-украинскую границу. В кои веки сработали профессионально. Бывший председатель Государственной думы, бывший секретарь совета безопасности и обороны, а главное — оппозиционно настроенный кандидат в президенты. За такими людьми надо, конечно, присматривать, чтобы с ними не случилась какая-нибудь неприятность. А могли бы и не обратить внимания. Вполне могли бы! Ведь взаимный въезд — выезд граждан России и Украины безвизовый. Посмотрели паспорт — и счастливой дороги. Паспортные данные никуда не заносятся. Правда, заполняются миграционные карточки...

История с Рыбкиным лишний раз показала, что наблюдать за такими людьми важно прежде всего в их же интересах. Что он говорит, какие его политические планы и связи — дело десятое. Это государства не касается. Во всяком случае не должно касаться. Но следует постоянно иметь в виду, что такая фигура может стать объектом серьезных провокаций. Что и подтвердил пример Рыбкина...

Шутка ли, пропал кандидат в президенты России! Думаю, он родился в рубашке. Мне рассказывали (неофициально) так. Когда Рыбкин на въезде в Украину заполнил миграционную карточку, то сопровождавшие его люди, мол, не сообразили тут же выкупить ее у наших работников. Попытались сделать это сразу по приезде в Киев, но тут им сказали, что уже поздно: информация внесена «в систему» и пошла по инстанциям. Наши службы не сомневались, что в противном случае Рыбкин пропал бы навсегда. «Пропажа была бы повешена на Путина и частично на вас, Леонид Данилович». А с момента, когда Рыбкин «засветился» на границе, устранить его было опасно и для исполнителей, и для заказчика.

В подробности его пребывания в Киеве я не вникал. Мне только докладывали, что живой — и слава Богу. А первоначальный план у организаторов этой операции, по данным СБУ, был простой: перевезти Рыбкина через границу и потом где-нибудь выкинуть по дороге. Дьявольский план, надо признать. Так просто и надежно испортить президентские выборы в России, подмочить репутацию Путина! Дьявольский план! Под стать «кассетному скандалу». Все следы ведут в Лондон. В печати появилась распечатка телефонных разговоров на эту тему. Лондонский «политэмигрант» общался кое с кем из наших политиков. Для суда материал, может быть, и не вполне доказательный, но для обычных выводов — более чем...

Рыбкин, конечно, не предполагал, какой конец ему готовят. Считал, наверное, что его спрячут и будет объявлено, что он пропал без вести. Не подумал, что это такая морока, которой никто не стал бы себя обременять. Вообще непонятно, о чем он думал. Или ничего не знал и не предполагал. Когда он был председателем Госдумы, производил впечатление вполне солидного, симпатичного человека. Мне он нравился. Казалось, что у него неплохие политические перспективы. Но кто связывается с такими, как Березовский, может ставить на себе крест. Когда все закончилось, я вздохнул с большим облегчением. На сей раз спас ты мою душу грешную, Господи!

...Сегодня день инаугурации Виктора Ющенко.

Глава II. СБУ

Мне рассказывают, что некоторые сотрудники СБУ во время «оранжевой революции» действительно не мечтали быть героями, а вместо этого пытались заработать на информации, которой располагали по службе. Товар предлагался обеим сторонам. Не думаю, что сведения, касающиеся правительственной стороны, могли представлять большую ценность для «оранжевых». Правительственная сторона, что бы о ней ни говорили, действовала в правовом русле. Не исключено, однако, что «продавцы», набивая цену, что-то присочиняли, дорисовывали. Теперь этим будут заниматься многие участники событий на Майдане и особенно — вокруг Майдана. Черно-белых красок хватит на несколько лет. Тому, кто хочет знать, как все было на самом деле, советовал бы приступать к чтению соответствующих материалов где-то через четверть века. Причем читать в первую очередь не интервью и мемуары, а документы.

Cлужба безопасности Украины... Не знаю, где найти мягкие слова для ее адекватной оценки. Когда я первый раз победил на президентских выборах (1994 г.), у меня была только одна, но очень конструктивная идея: отпустить весь ее личный состав. Всех — в отставку! Все 100 процентов. Почему же я не смог?.. Ну, во-первых, с самого начала положился на Е. К. Марчука, который негласно поддерживал меня на выборах.

Невозможно никому не доверять. Для кого-то это в порядке вещей, а для меня — невозможно. Марчук все время убеждал меня, что руководимая им СБУ — не КГБ, что в СБУ сосредоточен высочайший интеллект, преданные стране специалисты своего дела. «Наши — не КГБ», — такой был лейтмотив всех разговоров на эту тему.

Ну а когда пришлось убедиться, что интеллект подчас направляется не совсем в ту сторону, было уже поздно. Если с самого начала не устроишь крутой поворот, не перетряхнешь все сверху донизу, то дальше руки уже связаны. Первая уступка все решает. Так не только в этом деле, а в любом. Не хватило мужества, понимания или еще чего-то в самом начале — и потом остается только расплачиваться.

Но в данном случае дело обстояло еще хуже. Если бы все сложилось так, что я приступил бы таки к реализации своей первоначальной «конструктивной идеи», это была бы самоубийственная попытка. В ситуации 1994 года мне было выгодно иметь эту часть государственного аппарата на своей стороне. По крайней мере, не превращать их всех в тайных, а то и в открытых врагов. Украина — не Польша, не Чехия, не Венгрия, не одна из стран Центральной Азии, где тоже распустили прежний КГБ. Мы между двух огней. С одной стороны — Россия, с другой — Запад. И каждая сторона вела бы свою игру в связи с таким грандиозным шагом, как роспуск всей службы безопасности.

Кроме того, такие вещи можно делать только в условиях, когда есть отлаженная система государственной власти и когда ты имеешь поддержку парламента. Я хорошо себе представлял, что было бы в парламенте. Ведь он почти весь был левый. Он же не случайно поставил во главе СБУ бывшего начальника 5-го управления КГБ Советской Украины. Я имею в виду Евгения Марчука. И Марчук тоже не случайно тогда говорил, что держит в голове фамилии трех тысяч своих бывших внештатных сотрудников. Многие из них заседали в Верховной Раде. Заседают и сейчас, и не только там, о чем и Кравчук недавно в очередной раз сказал, чтобы привести в чувство своих не в меру разбушевавшихся противников. В том числе и горячих «национал-патриотов».

И весь этот ресурс... Плюс бывшие партийно-советские работники, хозяйственная номенклатура. Все еще полные сил... Они обрушились бы на безумца, посмевшего поднять руку на «святая святых» — на бывший КГБ. Для этого у меня должна была быть хотя бы 80-процентная поддержка народа. И свой мощный актив в виде какой-нибудь партии с ее аппаратом, откуда я мог бы черпать новые кадры. А без этого меня в два счета съели бы с потрохами. Разорвали бы в клочья!

Между прочим, в конце моего первого президентского срока в этой экзекуции участвовал бы и Запад, его правительства и общественность. Ведь мне пришлось бы весьма далеко выйти за пределы конституционного поля, действовать революционными методами. Это было бы названо узурпацией власти или государственным переворотом — за названием дело бы не стало. В 1994-м на такие действия могли бы закрыть глаза, в 2000-м — нет, потому что в стране уже была сильная антипрезидентская «демократическая» оппозиция, пользующаяся поддержкой Запада. Сказали бы, что Кучма бьет по остаткам КГБ, а целится в оппозицию.

Свое окружение я видел насквозь, хотя сам же все время говорил, что для меня не существует понятия «хороший человек» — только «хороший работник», из чего вроде бы вытекало, что плохих работников вокруг меня нет. Но говорить легко, а когда доходит до дела, когда конкретный кадровый вопрос встает ребром, то подчас прошибает жалость, и проявляешь слабость.

Потом тоже расплачиваешься. Я скажу, что первые пять лет моего президентства государственный аппарат был в целом чище, здоровее, чем позже. Проходимцы попадались и тогда, но большинство «вболівали за Вітчизну» и добросовестно работали на нее. А потом, когда поняли, что с этого государства, с Вітчизни, можно кое-что взять для дома, для семьи и для себя любимого, многие стали быстро меняться. Появились крупные специалисты, знающие, как много и быстро украсть у государства, благо, дыр в законодательстве достаточно. Взять те же законы о совместных предприятиях. Ими можно вертеть в любую сторону. Стали ввозить из-за границы товары без пошлины, здесь — продавать без налогов, зарабатывать колоссальные деньги. И ты хоть иди в парламент, хоть головой об стенку бейся — ничего не сделаешь. Люди познали вкус больших нетрудовых денег. Появились крупные состояния — начался разброд и разврат. Гниль завелась везде — в чиновничьем аппарате, в правительстве, в парламенте, в Администрации Президента. А когда она уже завелась, вычистить ее очень трудно. На это требуется много времени и сил.

Нельзя сказать, что я закрывал глаза на происходящее. Я пытался как-то противостоять разложению, пресекать злоупотребления, иначе все развалилось бы до основания. Но и быть Дон Кихотом, все время воевать с ветряными мельницами — этого я тоже не мог себе позволить. Всегда буду помнить минуты и часы, когда особенно остро чувствовал свое бессилие, когда тебя берет злость и ярость, и ты делаешь необдуманные шаги...

Грандиозную задачу, скажем, я поставил перед Марчуком, когда назначил его премьер-министром. Грандиозную! Сегодня, может быть, мне не очень выгодно о ней говорить, потому что она столь же грандиозная, сколь и невыполнимая, и характеризует меня как романтика. С другой стороны, если бы Марчук выполнил эту задачу процентов хотя бы на десять, польза для Украины была бы большая. Я хотел, чтобы Марчук использовал тот специфический багаж, который он приобрел за годы работы в советском КГБ. В Украине не было человека, который бы знал об изнанке нашей жизни больше, чем бывший шеф этой службы. Кроме того, он же возглавлял Службу безопасности после провозглашения независимости Украины. Я хотел вместе с ним вычистить украинские авгиевы конюшни. Он знал все связи, все нити, все черные пятна на карте страны. Я говорил ему: «Евгений Кириллович, у тебя все нити. Давай мы их разорвем! Давай не допустим, чтобы давно сложившиеся группы интересов возродились и развернулись в новых условиях. Распылим их, атомизируем, как ты любишь говорить!» Но он даже не попытался...

Более того, направленность интересов верхушки СБУ приобрела весьма странный характер, особенно в делах, связанных с контролем за торговлей оружием. В конце концов суд итальянского города Турина в марте 2002 года вынес обвинительный приговор некоему Дмитрию Стрешинскому, бывшему гражданину Украины. Среди прочего отмечалось, что «...Марчук взял на себя роль инициатора и организатора преступной группы». Как установил суд, эта группа была создана в 1991—1992 годах и провела «как минимум восемь незаконных операций» с оружием в нескольких странах, в том числе в Украине, Франции, Австрии, Бельгии. Где уж тут было разрывать преступные нити, распылять «группы интересов»! Правда, в отношении Марчука суд ограничился вышеприведенной констатацией.

Монополию в торговле оружием мы таки пресекли, но не сразу. Сравнительно долго в стране была только одна организация, занимавшаяся этим делом, — «Прогресс». Мы создали и другие, в частности, «Укрспецэкспорт». Участие и влияние СБУ было ослаблено. Меня могут спросить, почему я так долго терпел монополию СБУ в этой сфере. Задавая такие вопросы, люди не учитывают, что нельзя в первый год президентства знать столько, сколько узнаешь через пять лет. А есть такие вопросы, которые не можешь решить и через десять лет президентства. К тому же люди, которые наживаются на таком бизнесе, как торговля оружием, стараются следов не оставлять. И в большинстве случаев это у них получается.

В отставку я отправил Марчука, признаюсь, в основном за... нерешительность. Да, с удивлением обнаружил, что генерал Марчук не любит принимать решения. Правда, от него требовались решения не совсем по его части — экономические. Он не хотел вникать в экономику. Время идет, вопросы накапливаются, и такие вопросы, что их нельзя откладывать, а он старается уклониться. Так, например, затягивалось введение гривни. Я, бывало, говорил ему за обедом: «Слушай, Евгений, тебе, я вижу, больше подошла бы президентская должность. На этой должности легче — при желании — переложить решение на кого-то другого». Он улыбался в тарелку и продолжал свою тактику: пусть президент принимает решение, я сбоку постою.

Прости, Данилыч! Записки Президента. Часть III