М.Леонтьев: «США натравили на нас грузинскую борзую»

В терминах поражения судить об окончании военных действий на Кавказе сложно. Давайте тогда сначала определим, с кем мы воюем. Если мы воюем с Грузией, то вопрос, за кем может остаться победа, изначально глупый. Россия с Грузией вообще не воюет. Просто потому, что это недостойно такой страны, как наша, воевать с Грузией. Да и Грузия сама с Россией никогда бы не стала воевать. Каким бы Саакашвили ни был соматически выраженным сумасшедшим, он все же сумасшедший не до такой степени.

Тем не менее о военном аспекте этой операции следует поговорить отдельно. Потому что это очень важно с точки зрения тех уроков, которые мы должны усвоить. В военном отношении расчет Саакашвили был, конечно, несколько авантюристическим, но далеко не бессмысленным. Это был расчет на абсолютное, тотальное превосходство. Потому что военные силы Южной Осетии были крайне малочисленны (по сравнению с грузинской армией). В этом отношении Грузия имела многократное преимущество. Эту войну мы начинали с позиций, когда все дороги простреливаются или контролируются, а все основные объекты находятся в зоне непосредственного огневого поражения противника. Если судить по тому, как быстро мы туда вошли, можно говорить о том, что это был безусловный успех.

Грузинскую армию победил страх

Следует признать, что российская армия сейчас не та, что была в Чечне. Я не исключаю, что у нас были достаточно разработанные оперативные планы под решение этой задачи. Потому что только сумасшедший мог бы исключить возможность подобного развития событий. Разговоры о том, что мы вмешались не сразу, вмешались поздно, неуместны. Надо понимать существовавшие риски. Вводить войска через узкое горлышко Рокского тоннеля очень мелкими партиями (а потом еще и наращивать силы) чрезвычайно тяжело.

Так что с военной точки зрения ситуация была очень для нас рискованная. К моменту окончания военной операции между нашими и грузинами был, в общем, достигнут паритет сил. Но превосходства не было — ни военно-технического, ни численного. То есть грузинская армия просто разбежалась от страха, а не от силы боевого соприкосновения. А то, что она разбежалась, — это факт. Достаточно сказать, что мелкие российские части свободно патрулировали почти всю западную Грузию. Это говорит о том, что грузинской армии там как боевой единицы не наблюдалось. Были лишь мелкие очаги сопротивления, где велся огонь. Это, кстати, очень серьезный фактор, когда противник способен разбежаться от страха, а не от реального соотношения сил.

Никакого грузинского правительства в мире не существует

Теперь мы поговорим о политике. Прежде чем я перейду к оценке условий достигнутых соглашений, хотелось бы подчеркнуть, что военное столкновение на самом деле было не между Грузией и Россией, а между США и нами. Можно сказать, что они натравили на нас Саакашвили. Надо зарубить себе на носу одну простую вещь: никакого грузинского правительства в мире не существует. Эти люди получают зарплату в США. То есть они находятся в «штатном расписании». Они не имеют права предпринимать действия, которые не согласованы с их непосредственным заокеанским начальником (ведь именно он выплачивает им жалование).

Наконец, никакой грузинской армии как самостоятельного явления также не существует. Она полностью содержится, вооружается, экипируется и воспитывается США. То, что они сумели набрать в Грузии и вымуштровать две бригады спецназа (ни на что не способные), — это просто подвиг, который доказывает высокий профессионализм американских советников. Лучшей армии им создать не удалось.

Американцы оказались не готовы к глобальному силовому столкновению с нами

Проблем со взятием Тбилиси у России на пятый день операции не было. Но, спрашивается, был ли смысл брать Тбилиси, то есть идти дальше? Вопрос неоднозначный. С одной стороны, логичнее было бы взять Вашингтон. Это был бы самый лучший вариант. Но, понятно, что он нереален. Если бы речь шла о Вашингтоне, то и поведение США был бы совершенно иным. И их «пушечное мясо» в лице несчастных грузин использовалось бы иным образом.

Наши отношения с США не испортились в результате наших действий. Они и не могли испортиться. Это все равно, что сказать: «В результате нашего сопротивления 22 июня 1941 года наши отношения с Гитлером окончательно испортились». То есть если бы мы не оказали сопротивления, то, наверное, можно было бы вернуться к обсуждению советско-германского пакта о ненападении и вообще как-то «вернуть ситуацию в правовые рамки» с тем, чтобы «начать мирный процесс».

Понятно, что США направили на нас военные силы, преследуя конкретные политические цели — территориальные и военно-политические. Они хотели доказать, что Россия неспособна выполнять никакие свои обязательства. Ни перед кем и нигде. Что означало бы для нас политическую катастрофу. Мы бы автоматически превратились бы в страну второго сорта. Хуже, чем в страну-изгоя. Потому что последняя еще может кому-то чем-то угрожать (своим изгойством). От того, насколько далеко продвинется российская армия, российско-американские отношения не ухудшатся и не улучшатся. Зато теперь мы можем с полным основанием сказать, что к глобальному силовому столкновению с нами американцы не готовы. Риска, что ответные действия России вызовут войны и отправку американских войск, теперь не существует.