Мала Русь и облудное иноверье Пилипа Орлика

В истории Украины слово «конституция» накрепко связано с именем Пилипа Орлика. Ряд так называемых украинских историков, а вслед за ними — политические и общественные деятели превозносят этого человека и его детище до недостижимых юридических высот

Орлик, де, и автор первой в мире конституции, и патриот из патриотов, и демократ из демократов. В общем, как обычно: если украинцы начинают кого-то из своих хвалить, то остановиться уже не могут.

А зря. Потому что и гетманом Орлик был заурядным, и конституцию не составлял, а то, что составил, не является ни юридическим, ни демократическим идеалом.

Начнем с того, что Орликовское сочинение никак нельзя считать первой в мире конституцией. Потому, что, как минимум, уже в 1689 году был введен в действие английский Билль о правах, до сих пор заменяющий британцам конституцию. Это если не говорить о Великой Хартии Вольностей, появившейся в той же Британии в 1215 году. Орликовское же творение датировано 1710 годом.

Далее. Документ Орлика называется «Правовий уклад та конституції відносно прав і вольностей...». Как видите, здесь термин «конституции» использован в буквальном своем значении — уложения или установления. При этом в названии явно различаются правовой уклад и эти самые конституции. Почему — трудно сказать. Но вряд ли можно называть это конституцией в юридическом смысле.

Ну и самое главное: даже если не принимать во внимание вышеизложенное, все равно произведение Орлика можно считать максимум «проектом конституции». Потому как действовали сии пакты и уложения лишь на территории Правобережной Украины (всего четыре года), а общегосударственного применения не имели. Так что никакая это не конституция — независимо от конкретных причин, по которым документ не был введен в масштабе всего государства.

Более того, в заголовке документа отсутствует наименование какого бы то ни было государства. Государства-то не было. А было что? Правильно, Войско Запорожское. Вот оно-то в заголовке и есть, к нему уложения и установления имеют отношение непосредственное. Но конституцию может иметь исключительно государство, это и есть общегосударственный свод основных законов. Так причем же здесь пан Орлик с его произведением? Да ни при чем. Просто очень уж хочется украинским «ура-патриотам» доказать всему миру свое первенство. В том числе и в конституционном творчестве. И, как обычно, чем больше пафоса, тем комичнее результат.

Однако не только в статусе, но и в тексте Орликовского документа есть немало интересного. Например, в подзаголовке Орлик указывает, что осуществление проекта должно произойти для «вечной славы и памяти Войска Запорожского и всего русского (руського) народа». Это 1710 год. Никакого «украинского» нет и в помине. Более того, термин «Украина» вы обнаружите в этом документе упоминаемым гораздо реже, чем. «Мала Русь», то, что позднее стало называться «Малороссией» (безо всякого оскорбительно оттенка, «Малая» в изначальном русском значении — это «Первая», та, откуда началась история всего этноса). В присяге, прилагавшейся к «конституции», Орлик обещает, что он «ревно дбатиме про суспільне благо і соборність Матері-Малоросії», которую называет своей Родиной. Лишнее подтверждение того, что Грушевский свои «исторические изыскания» подчинял исключительно австрийскому заказу, а отнюдь не поиску исторической истины. В XVIII веке «основатель украинской юриспруденции» и не думает использовать «самоназвание» украинский — потому, что оно не употребляется как этноним. А в употреблении названия «Украина» следует какой-то непонятной логике, то ли отождествляя его с Русью, то ли используя в качестве определения какой-то части Малой Руси. Хотя, не исключено, что «Украина» вкралась в текст документа уже позже. При этом пусть вас не удивляет, что в поисках славы «всему русскому народу» Орлик борется с Московским царством — для него это просто конкретное государство, одно из государств огромного «руського» народа, среди которого он не выделяет ни «русских», ни «украинцев».

Единственный народ кроме «руського», о котором упоминает Орлик, это «козацкий». Однако учитывая, что в дальнейшем в тексте пан Пилип сообщает, что, оказывается, «козацкий» народ когда-то именовался «хозарським», а вообще род свой ведет от воинственных и непобедимых «гетів» (поди пойми — то ли готов, то ли хеттов), можно сделать вывод только о невероятной путанице в голове мазепинского писаря. Из текста документа логичнее всего вытекает разделение этнически единого русского народа на «вільний» русский и на тот русский, который подчиняется московской самодержавной власти.

С демократичностью у Орлика тоже не так все гладко. В частности, его «конституция» строго регулирует религиозные вопросы. Причем в очень любопытном ключе: собираясь уйти из-под «ярма Москвы» под крыло Константинопольского престола (надеясь добиться от последнего «екзаршої влади»), Орлик собирается навсегда утвердить и распространять «единую православную веру восточного обряда». А вот последователям «чужеверья», а особенно «облудного іудаїзму» Орлик даже проживать в Украине не разрешает. Нет слов, это естественно для XVIII века, но стоит ли такой документ сегодня в учебниках именовать «образцом демократии»?

Почитатели и похвалители Орлика любят упирать на «свободные выборы» управляющей верхушки, а также на то, что «конституция» была заключением договора между гетманом и старшиной — небывалое, дескать, по своей демократичности поведение властителя в XVIII веке. Однако свободное голосование и волеизъявление в любом случае должно было утверждаться властью гетмана, а самое главное, выборы «правителей» могли проводиться исключительно по согласию гетмана. Что мешало изворотливому гетману отказаться проводить очередные выборы? Только сабли и пищали «соратников». Нет слов, очень действенная демократия. При этом старшина, полковники и генеральные советники должны были присягать не только на верность Отчизне, но и на «щиру відданість гетьманові». А функции всех этих «правителей» сводились к тому, что они «право имеют вольными голосами или в частном порядке, или когда на то крайняя необходимость укажет, публично на раде вынести ему (гетману) выговор». И это историки называют «демократическим ограничением автократии».

Поэтому неудивительно, что краеугольные положения этого уникального документа стали фундаментом основных законов США, Франции, Польши, Испании и многих других развитых стран.

В документе Орлика есть, безусловно, и крайне поучительные места. Например, главным врагом свободного «руського» народа там обозначаются отнюдь не московские поработители (хотя и им достается, как предателям договоренностей с Хмельницким), а взяточники из числа самого казачества. Эти взяточники обвиняются в распространении неравенства и несправедливости по Малой Руси — Украине. Общий же фон документа — крайне верноподданнический по отношению к тому же Карлу ХІІ, что не очень-то вяжется с постоянными утверждениями о суверенности «вольного русского народа».

Что в документе пана Пилипа действительно любопытно — это то, что составлял он его не единолично, а с другими представителями старшины. Правда, с остальными казаками не обсуждал. Этакая «ограниченная» демократия. Но, как бы там ни было, документ этот никак нельзя называть ни украинской конституцией, ни демократической конституцией, ни конституцией вообще. Эффект от постоянной «исторической рекламы» этого документа — такой же, как и от разговоров о первых украинских князьях Олеге и Игоре, об огромном украинском черноморском флоте 1917 года (українська фльота), на котором украинские флаги были поднятыми ровно сутки, и об украинском санскрите, давшем начало всем европейским языкам. Эффект одурачивания.