Гниздюки, сидни и социум наизнанку

Тотальная ревизия исторических оценок, начавшаяся сразу после объявления независимости Украины, с годами все больше напоминает бухгалтерский труд при составлении годового отчета. Тщетные, без края и конца, перетасовки статей баланса в надежде выйти на требуемую цифру. «Статьи баланса» — события на Украине в XVII веке, нужная «цифра» — так называемая «козацкая держава», легендарный прецедент украинского суверенитета до присоединения к России.

Суверенитет как поливассалитет

Что понимается украинскими историками под «козацкой державой», чье «суверенное» существование было грубо оборвано хищными московскими кречетами? Речь идет о более-менее успешных действиях запорожской козацкой старшины в конце XVI — начале XVII веков, которые привели к образованию автономной администрации на землях Украины, получившей название Гетманата.

Была ли когда-нибудь Гетманщина суверенным государством? Ее статус на политической арене Европы современные историки Украины определяют как поливассалитет. При Богдане Хмельницком, шляхтиче Речи Посполитой и козацком старшине, украинский Гетманат вошел в геополитическую структуру, образовавшуюся после Вестфальского мира, как пользующийся относительной свободой в самоуправлении, но всегда зависимый от того или иного монаршего двора. Самопровозглашенный правитель Гетманата Б. Хмельницкий добился признания европейскими и азиатскими монархами как «вассальнозависимый правитель, имевший право именования титулом dux (т.е. герцог)», — пишет директор Научно-исследовательского института козачества Тарас Чухлиб.

Итак, в лице Хмельницкого произошло превращение гетмана из войскового козацкого военачальника в правителя автономного «герцогства», состоящего не только из воинов-козаков, но и из гражданского населения. Поэтому совершенно невозможно ставить знак равенства между Запорожской Сичью, как воинским рыцарским братством, и Гетманщиной. Это разнокачественные образования, и гораздо важнее их международного статуса то обстоятельство, что они находились на разных уровнях социальной организации.

Украина или Сичь?

Начать с того, что до учреждения Гетманата Запорожским Кошем управлялась исключительно территория Сичи. Эта территория имела совершенно особое устройство, весьма далекое от общепринятого государственного стандарта. Единственным аналогом здесь могла бы послужить лишь монашеская православная «республика» на св. горе Афон. Так же как на земли Сичи, вход женщинам туда был абсолютно запрещен.

Разумеется, в состав Запорожского Войска входили как неженатые сичевики, так и женатые запорожцы (так называемые «гниздюки» или «сидни»), однако последние, не являясь полноправными членами Войска, никогда не назывались «товарищами» и «рыцарями». Ежегодно на козацком «коле», где по жребию распределялись земельные угодья, холостое товарищество получало надел в первых рядах, за ним — духовенство и лишь затем — женатое население вольницы.

Семейные не могли жить в самой Сичи; по неписаному «войсковому обычаю» привести туда женщину, будь-то мать, сестра или дочь, — означало совершить уголовное преступление, за которое полагалось строгое наказание. Запрет общения касался не только козаков, но и всех посторонних лиц, проживавших в Сичи. Женщина была для запорожцев не социальной единицей, а предметом имущества. В воинском братстве для нее просто не оставалось места.

Еще более важно то, что территория Сичи рассматривалась как своего рода священное пространство, за пределы которого выносилось все, что расходится с харизмой воинского служения:

Украина и Сичь — это разные территории, что очень хорошо видно из ответа Екатерине II гоголевского персонажа: «...человеку без жинки нельзя жить... Есть у нас немало таких, которые имеют жен, только не живут с ними на Сичи. Есть такие, что имеют жен в Польше; есть такие, что имеют жен в Украине; есть такие, что имеют жен и в Туреччине».

Чем же восхищался Карл Маркс?

Запорожцы построили христианское общество, построенное на воинско-аскетических принципах, альтернативное существовавшим в их время. Их довольно своеобразное понимание доктрины Евангелия подразумевало то, что хотя бы и периодическое освобождение от уз плотской жизни включает в себя отказ «терпеть ярмо власти местных панов», да и вообще какой бы то ни было земной власти.

Историю рыцарства (а запорожские козаки были его восточноевропейской разновидностью) можно рассматривать как постепенное поглощение ритуально-инициатического братства (Comitatus) родовым союзом (Sippe). Причем не важно, происходило ли подчинение Sippe извне (включение в империю, где иерархия строилась из родовой аристократии или аристократии, созданной августейшим родом) либо изнутри (имущественное расслоение). На этом фоне Сичь объективно выглядит сообществом, сознательно противодействовавшим данному процессу, последним очагом и высшим воплощением идеи воинского союза в Европе. Реальная, а не гоголевская императрица Екатерина сетовала по этому поводу: «Род сей, в правительстве их секты, весьма хитер, проницателен и осторожен в рассуждениях касательно своих интересов, сопряженных с такою вольностью, через которую не дают они никому в оной отчета; прилежно пекутся всячески, дабы оная не подвергалась законам своего отечества и власть их в оных, беспредельная и неограниченная, была порядком».

Невозможность отчуждения либо наследования должности или земельного надела диктовалась отсутствием семьи, что служило экономическим базисом для уникального общественного устройства. Вот почему Карл Маркс определял его как «республику» и восхищался духом «славного Запорожья».

Социум наизнанку

Но дух Запорожья был принципиально несовместим с мирной жизнью. Основным критерием, предопределявшим избрание кошевого атамана, являлось его воинское превосходство. При этом избранному атаману не делегировалось право распоряжаться судьбой Войска единолично. По всем важнейшим делам атаман и старшина обязаны были советоваться с громадой. Первым решение принимало «Войско» и лишь затем — «атаман, старшина и чернь». Вырабатывая правила, регулировавшие жизнь в Запорожье, козаки сознательно отталкивались и противопоставляли себя общепринятой социальной иерархии. Даже поставление сичевого атамана выглядело как натуральная пародия, поскольку подчеркивала не возвеличивание его, а ритуальное уничижение.

Упиравшегося избранника выталкивали на площадь со словами: «Иди, скурвий сину, бо тебе нам треба, ти тепер наш батько, ти будешь у нас паном». Ритуал инаугурации кошевого явно напоминал православное таинство помазания на царство, обращая его в сплошной негатив. Вместо святого мирра бритую макушку новоиспеченного батька сивоусые диды мазали площадной грязью. Излишне напоминать, что должность в Коше занимали исключительно безженные товарищи, зимовчаки не имели на это права.

Украинский Гетманат: как это было на самом деле

Вышеперечисленного вполне достаточно для того, чтобы увидеть истоки трудностей, с которыми столкнулись московские власти при попытках навести порядок внутри Гетманата согласно скороспелым пунктам договора 1654 года, утвержденного Переяславской Радой. Сам украинский гетман, равно как и старшина, к наведению порядка в подведомственных им землях оказались органически не способны.

Прежде всего выяснилось, что все способное к ношению оружия мужское население готово одномоментно поменять крестьянское сословие на козацкое. Козачество в Гетманате должно было играть роль привилегированного класса, с полнотой властных полномочий. Однако если при Стефане Батории количество реестровых (т. е. признанных польской короной) козаков колебалось от 1 до 10 тысяч, то после 1654 года число покозаченных выросло в 6 раз. Царское правительство готово было содержать 60 тысяч запорожских воинов. Но когда московские воеводы привезли для них жалованье на Украину, Богдан Хмельницкий заявил, что козаков еще больше, и потому составить для них реестр невозможно. При Выговском число козаков возрастало в геометрической прогрессии, достигнув 300 тысяч...

Административный аппарат Гетманата представлял собой мертворожденный плод шляхетской демократии и козацкой вольности. Это стало особенно очевидно в ходе восстания Пушкаря против гетмана Выговского в 1658 году. После чего московским властям в целях безопасности самой же старшины, пришлось увеличить число российских воевод и расквартировать в городах Украины дополнительный воинский контингент. Причем в Москве было хорошо известно, что причиной восстания послужили правонарушения козацкого начальства. Ведь посланники Пушкаря подробно извещали об этом царское правительство в ноябре 1657-го.

Как это ни парадоксально, определить твердых блюстителей суверенитета «козацкой державы» представляется весьма затруднительным. Похоже, никто из высшей властной элиты на Украине не воспринимал эту идею как непреложную ценность. Так, Иван Брюховецкий долгое время эксплуатировал лозунг замены института власти гетмана на прямое воеводское управление из Москвы. Когда же Брюховецкий достиг чина гетмана, то, по вполне понятным причинам, стал тормозить инициированный им же самим процесс.

Мы не касаемся тут всех кульбитов внешней политики Гетманата, отличительной чертой которой традиционно являлись отсутствие каких бы то ни было гарантий и откровенная провокативность. Чего стоит только эпопея, связанная с переговорами о протекции, которой якобы испрашивала Украина у Османской империи в 1648—1654 гг.

Все это яркие свидетельства ненадежности Гетманата как вассала и неконтролируемости как автономии. На знаменитой Раде 1654 года козацкая старшина и гетман Хмельницкий остановили свой выбор сюзерена на России, именно потому, что ожидали получить от вхождения в ее состав гораздо большей свободы, чем могла им предоставить Турция или Речь Посполитая. Получив же права автономии, старшина не проявила ни политической воли, ни административных способностей ей соответствовать.

Пропущенные уроки истории, как известно, никуда не исчезают из экзаменационных билетов. Подновляя из года в год легенду о козацком суверенитете и не желая осмыслить неприкрашенную правду поливассалитета, безвластия и беззакония, историки Украины, возможно, льстят самолюбию ее нынешних правителей. И ни на йоту не приближают решение проблем современной украинской державы, которые, по сути, продолжают оставаться теми же самыми, что и в XVII столетии.